Николай Воронков - Порыв ветра [СИ]

Стараясь отогнать мысли о том, как же я теперь выгляжу, и удастся ли вернуть прежний облик, подошла к плёнке и просто проткнула её. Клинок прошёл сквозь плёнку словно сквозь воздух, не встречая сопротивления, но этим дело и ограничилось. Никаких хлопков, разрывов и прочих киношных эффектов. И вот стою я как дура с рукой по локоть в непонятной мути и пытаюсь придумать — что делать дальше. Попробовала резать, но эффект — нулевой. Попыталась просунуть руку вдоль клинка, но плёнка только услужливо прогибалась. И что дальше?! Так и стоять или снова сесть и подумать? Маленькая зацепка есть — плёнка острое пропустила. Ещё бы расширить прокол и выскочить наружу, что бы там ни было. А почему бы и нет? Страха у меня почти нет — я просто не знаю чего мне бояться. Может в нынешних обстоятельствах это даже на пользу. Закрыв глаза, я попыталась представить новое изменение. Вот рука изгибается, клинок начинает разрастаться, внутри появляется сквозное отверстие, превращая мою бывшую руку в некое подобие тонкостенной трубы. Содрогаясь от вида сосудов, косточек, отпечатавшихся на стенках, с облегчением увидела в отверстии не прежнюю плёнку, а нечто другое. Непонятное, но сейчас это не важно. Главное — вырваться хотя бы отсюда. Я повернула голову к мальчику.

— Эй, как там тебя. Выбраться хочешь?

Мальчик настороженно подошёл. Не давая ему времени впасть в шок от увиденного (сама бы ужаснулась, увидев тётку с трубой вместо руки), резко скомандовала.

— Лезь давай!

Надо отдать должное мальчишке. То ли он очень хотел выбраться, то ещё не понял что происходит, но полез через отверстие весьма шустро. Ощущения… внутри руки ползёт что-то живое и крупное… бррр…

Но вот мальчишка выпал куда-то наружу, и настало время подумать и о себе. Решение нашлось почти сразу. Если уж наглеть и изображать из себя Терминатора, то до конца. Я снова закрыла глаза и представила, как тело начинает плавиться, превращаясь в большую текучую каплю. Вот эта капля тягуче вытягивается и начинает вытекать в проделанное отверстие. Проталкивать собственное тело через собственную рук… Если бы у меня сейчас были отдельные органы, я бы захлёбывалась криком от боли. Но ничего у меня не было и вся боль отложилась где-то в душе. Почувствовала, что вывалилась куда-то наружу, и с облегчением отключилась.

Сознание вернулось как-то сразу. Осторожно ощупала себя — вроде руки на месте и в привычной форме. Где-то в глубине колыхнулось воспоминание о дикой боли, но реальной, физической боли вроде нет. И только после этого я решилась открыть глаза.

Оказалось, что мы по-прежнему сидели на лавочке, только мальчик неуловимо изменился. В глазах появился разум, что ли. Широко открыв глаза, он смотрел вокруг, будто не веря увиденному. Потом мелькнула радость, будто он кого-то узнал, и вдруг глаза стали мутнеть, закатываться, его начало трясти. Перепугавшись, я обхватила, его, но как будто сделала только хуже — у мальчика начались судороги, а на губах выступила пена. И в дополнение к этому ужасу над головой раздался вой, только отдалённо напоминающий женский голос. Что-то вроде.

— Ааааа… Убилииии… Ведьма….

Меня схватили за волосы, руку, оттаскивая от скамейки, мальчика подхватил какой-то мужчина, а на меня вдруг посыпались удары. По голове, лицу, телу. Женщины, несколько минут назад чинно гулявшие с детьми, вдруг превратились в зверей, с ненавистью в глазах пытавшихся меня убить. Толпа — это всегда страшно, а когда она вся против тебя… Сопротивляться было бесполезно, и я на первых порах пыталась закрыть лицо, но людей это только заводило ещё больше. Ещё немного, и меня бы просто забили прямо у лавочки.

Потом чьи-то жёсткие пальцы схватили меня за волосы и выдернули из толпы. Грубый мужской голос заорал

— А ну назад! Стоять! Её должны судить и сжечь, чтобы следа не осталось! Назад! Мы отведём её к судье!

Кровь лилась из разбитых носа и губ, один глаз начал заплывать, всё тело болело, и дальнейшее я помню как сквозь туман. Меня тычками и пинками погнали куда-то, временами заставляя просто бежать. По сторонам время от времени слышались гневные крики, требовавшие моей немедленной смерти, и в какой-то момент я даже почувствовала нечто вроде благодарности к мужчинам, гнавшим меня к неведомому судье. Там меня перестанут бить, я всё объясню и меня, конечно же, отпустят. Я ведь ни в чём не виновата, да и в парке остались девочки, которые могут не найти дорогу домой. Меня обязательно должны отпустить!

Но судья на сегодня уже закончил работу, и меня отправили в тюрьму, располагавшуюся рядом. Просто передали с рук на руки тюремщикам, расписав про меня всякие глупости, которые я точно не совершала. Но это никого совершенно не волновало. Меня снова тычками погнали по коридорам и толкнули в камеру. Двое тюремщиков зашли следом. Один приподнял повыше факел и стал меня рассматривать. Наконец с усмешкой произнёс, обращаясь к напарнику.

— Ну что, развлечёмся?

Второй засомневался.

— Ей завтра к судье.

— А кто её будет спрашивать и слушать? — заржал первый — То, что про неё рассказали, хватит на десять казней, а наш, сам знаешь, на расправу скор. Прочитает донос и тут же отправит на костёр или колесо, она и рта раскрыть не успеет.

Видя сомнения напарника, начал расстёгивать пояс.

— Ну, как хочешь. А я попользуюсь — чо уж добру пропадать.

Меня больше поразило, не то, что мной хотят попользоваться, а то, что позарились на такую — избитую, в крови. Это уже не неуёмная похоть, скорее извращенство. Орать, сопротивляться? Бесполезно. Два мужика в подвале сделают со мной что хотят. Единственное, что я могу сейчас сделать — немного испортить им удовольствие. Я чуть усмехнулась.

— Ты уж позови ещё двоих, а то с вашими огрызками двоих мне будет мало.

Тюремщик усмехнулся в ответ.

— Ничего, после знакомства с моим малышом ты будешь орать… от радости.

Я улыбнулась уже откровенно нагло.

— Ты забываешь, что я — ведьма. У всех, кто прикоснётся ко мне, на следующий день его мужская гордость будет висеть как дойки на коровьем вымени — я снова улыбнулась — пожалуй, у коровы-то будет побольше и потвёрже…

Наглость и сплошной блеф, но мужиков пробрало. Да и как не поверить, если они сами только что говорили, что я — ведьма. С усмешкой, презрительно, но всё же. А проверять, вру я или нет — на такое вряд ли решится хоть один мужчина. «Озабоченный» помрачнел, переглянулся с напарником и молча стал затягивать пояс. Но не ушёл, как я ожидала, а стряхнул с крепления на поясе свёрнутый кольцами кнут.

— Без моей ласки сегодня ты всё равно не останешься.